Сильные вспышки ревности — одна из причин насилия в семье, утверждают специалисты. Подозрения становятся навязчивыми идеями, а до ярости и агрессии остаётся всего один шаг, объясняют психологи.
В ту ноябрьскую ночь Марина* ждала, когда придёт Олег. Она была счастлива. Спустя пять лет отношений они наконец поженились. Свадьба, которую праздновали в ресторане в Каушанах, только закончилась. Марина была ещё в подвенечном платье, украшенном цветами, светлые волосы аккуратно собраны.
Когда Олег показался в дверях, девушка спросила, все ли подарки он принёс. «Принёс. А ты что-то слишком много улыбалась гостям», — послышалось из другой комнаты. Марина окаменела. «Гостей же нужно было приглашать. Я должна была как-то отвечать…» — робко пыталась объяснять она. А когда они легли, ссора только набрала обороты. «Я видел, как вы переглядывались, — ты и один за тем столом!»
Обвинения сменились криком, и последовал первый удар. Марина почувствовала тупую боль в голове. Отвернувшись и глотая слёзы, она пыталась заснуть. Он ударил её в первый раз. А после этой ночи потянулись 11 лет насилия.
Олег ей постоянно повторял «веди себя хорошо», и Марина держала слово. Каждый четверг она шла на почту в центре города, чтобы позвонить в Москву. Она передавала в окошко деньги, которые собирала со стипендии, а оператор говорила, на сколько минут разговора хватит. Потом ждала своей очереди у телефонной будки. Олег ей звонил в общежитие. Очень часто звонил.
«Мне казалось, что он меня любит», — вспоминает она. Этой невысокой и хрупкой женщине, с прямыми волосами и загнутыми вверх ресницами, никто не верит, что ей 34 года и она мать двоих детей. «В 2003-м я закончила учёбу. Через год мы сыграли свадьбу. А ещё через год родился Мишенька, наш первый сын», — продолжает Марина.
Пока она находилась в декретном отпуске, Олег стал жадным. Постоянно требовал отчёта: «Где была? Сколько заплатила? Почему так много? Покажи мне все чеки!» Когда отдали мальчика в садик, женщина устроилась на работу секретарём. То, что среди её коллег много мужчин, стало причиной ревности и постоянных ссор. Он всё чаще стал поднимать на неё руку.Бил её чаще по голове, чтобы не было следов. «Затрещины по голове, удары кулаками… Для него было важно, чтобы после всего этого я могла выйти на работу», — с горечью вспоминает женщина. Ничего не изменилось и четыре года спустя, после рождения второго ребёнка. Постепенно вспышки ревности стали бесконтрольными. Олег начал придумывать. «Видел, как ты выходила из чёрной машины. С кем ты шлялась?» — кричал он, а глаза наливались кровью.
Ревность — одна из самых частых причин домашнего насилия. «Она вырастает из неуверенности в себе, что, в свою очередь, приводит к отсутствию доверия к партнёру», — объясняет психолог Татьяна Кирев. Ревнивцы считают вторую половину своей собственностью, которую предпочитают держать под постоянным контролем. «А когда им это не удаётся, становятся агрессивными и могут что-то придумывать, чтобы вернуть контроль», — заключает эксперт.
Через шесть лет после свадьбы Марина впервые сбежала из дома. Олегу стало плохо, и она договорилась о консультации у хирурга. В больницу они пришли в обеденный перерыв. Марина робко постучала в дверь и с едва различимой улыбкой попросила врача уделить им десять минут. А когда они вышли из кабинета, Олег поменялся в лице. Сжимая кулаки, он процедил сквозь зубы: «Мне не понравилось, как ты ему улыбалась». Марина в тысячный раз онемела и с тяжёлым сердцем вернулась на работу.
«Знала, что, если приду домой, мне несдобровать. Позвонила в садик и попросила воспитательницу одеть детей». В спешке вызвав такси, Марина забрала детей и поехала к брату в Кишинёв. Олег искал её у всех родственников. «Звонил мне постоянно в течение двух дней. Говорил, что покончит с собой», — вспоминает женщина. На третий день телефон перестал звонить. И Марина, собрав детей, бросилась домой. Едва дыша, она открыла дверь. На столе — гора грязной посуды. Олег встретил её, смеясь: «Что, сбежала? Все равно ко мне вернулась!» А потом избивал ногами.
***
В последние годы супружества Олег часто выпивал. Покупал спирт и разводил его водой. Разливал пойло по бутылкам и прятал их повсюду в доме. Марина, когда их находила, меняла место, выливала или добавляла хлор в бутылку. Его это злило, он говорил, что снова надо купить спирт и она только переводит деньги. Бывало, что покупал стаканчик водки по 100 г. Когда однажды в субботу Марина убиралась в огороде, нашла целую кучу из сотни таких стаканчиков.
Дети переживали всё это молча. Изредка по дороге из садика они спрашивали: «Мама, папа пьяный?» Она вздыхала и отвечала, что не знает. И хотя он никогда не обрушивал на них свою агрессию, с детьми он практически не проводил время, а они понимали, что их папа не такой, как у других детей.
Алкогольное опьянение только питало и усиливало чувство ревности, ставшее формой сумасшествия. То, что Олег бредит, Марина заметила, когда застала его плачущим в огороде. За старым родительским домом в Каушанах, где они жили, между заболоченными берегами течёт мутная речушка в несколько метров шириной. «Муж однажды перебрался на противоположный берег и выложил досками что-то напоминающее мост. «Откуда он взялся», — спрашиваю. А он отвечает, что смастерил его специально, чтобы любовники проходили через камыши, а не так, чтобы их перед домом все соседи видели», — рассказывает Марина. Опухшие от слёз глаза, горящее лицо. «Зачем ты это делаешь?» — спросил и, схватив за одежду, поволок её в дом.
С такой жестокостью он ещё не избивал жену. «У меня полголовы распухло, на всю спину — один сплошной синяк. Я думала, что не выкарабкаюсь», — вспоминает Марина, как наконец приняла важное решение.
Знакомая рассказала ей о специализированном центре «Pro-Familia» в Каушанах, в котором оказывают помощь жертвам домашнего насилия. Здесь предлагают психологическую, медицинскую и юридическую помощь, а жертвы насилия могут проживать от месяца до полугода. «Здесь женщин отпускает, они начинают плакать, понимают, что есть проблема, которую нужно решать. Мы предоставляем им жильё, одежду, пищу, предметы личной гигиены. Совместно со специалистами разрабатываем план оказания услуг», — объясняет директор учреждения Татьяна Осадчий.
Татьяна Осадчий – директор специализированного центра «Pro-Familia» в Каушанах. Фото: Рамин Мазур
С момента открытия центра (десять лет тому назад) его услугами воспользовались порядка 800 мам с детьми.
Марина не могла даже мысли допустить, что уйдёт из дома, переселится в центр, разведётся с мужем. Ей было очень страшно. А вдруг забьёт до смерти? И всё-таки в центр пошла, познакомилась с другими женщинами, тайком посещала консультации со специалистами.
«Здесь я поняла, что должна собирать доказательства издевательств надо мной, поэтому ходила к врачу. Решила, что подам на развод и буду искать съёмное жильё для себя и детей», — рассказывает женщина. Все отложенные средства ушли на оплату съёмного жилья — маленькой квартиры с двумя старыми кроватями и без мебели на кухне.
Все это произошло в начале 2016 года. Тогда жертвы домашнего насилия могли запросить постановление о защите, решение по которому выносил суд. Он обязывал домашнего тирана покинуть жилище и не приближаться к жертве в течение максимум 90 дней.
Эта система, однако, имеет недостатки. «Когда полицейских вызывали на место происшествия, женщина, находясь в крайне затруднительном положении, могла сказать, что всё будет хорошо», — объясняет Вероника Телеукэ, координатор Национальной коалиции «Жизнь без домашнего насилия». Полицейские уходили, потому что оснований вмешиваться не было. «Были случаи, когда наутро поступали сообщения, что кто-то в этом жилище погиб. И речь шла о жертве насилия», — рассказывает Вероника Телеукэ.
Ежегодно порядка 30 жертв насилия оказываются убиты.
Лишь спустя год, в марте 2017, в законную силу вступил закон, который позволяет полицейским сразу выдворить агрессора на срок до 10 дней: он должен покинуть жилище, даже если является его владельцем. Специалисты полагают, что это эффективная мера позволяет успокоить агрессора и исключить повтор насильственных действий. Кроме того, жертва выигрывает время, необходимое для получения предписания о защите, которое выдаётся в течение максимум 24 часов. За восемь месяцев 2017 года полиция выдала 1135 таких предписаний и вела наблюдение за исполнением 383.
***
Ночью 13 февраля снова вспыхнула ссора. Олег схватил жену за горло и припечатал к стене, нанося удары. «Они меня избивал, а я думала: “У меня есть ключ от квартиры, и я должна это вытерпеть в последний раз”». Рядом плакали дети. Девочка пыталась обнять отца, причитая: «Папа, папочка, не бей маму, пожалуйста». Олег легко оттолкнул её в сторону. Марина распласталась на полу.
На второй день утром она сообщила мужу, что уходит. Достала из шкафа узлы с вещами, которые готовила в течение последних месяцев. Взяла детей и направилась к двери. Олег кричал вслед, что всё равно придётся к нему вернуться. Зимние сапоги он спрятал. Обув детей в резиновые сапожки, Марина пошла прочь. Бросив вещи в новом жилище, отправилась в полицию подавать заявление. А спустя день постановление о защите было готово. У Марины стали расти крылья.
Найти их он не мог, но звонил постоянно. «Оскорблял меня, говорил, что я “никто”. Что найдёт меня и перережет глотку, зарубит топором», — вспоминает Марина. Вскоре она подала на развод. Олег не явился ни на одно заседание в суд, денег на содержание детей также никаких не давал. На сегодняшний день он должен уже более 15 тысяч леев.
Когда срок действия постановления о защите истёк, мужчина стал преследовать детей, возвращавшихся из школы. «Мама, папа идёт за нами, нам страшно!», — продолжает рассказывать Марина, вспоминая о звонках детей. Ей пришлось запросить незамедлительное ограничительное предписание, которое мужчина нарушил. Однажды ночью он, пьяный, тарабанил в дверь их квартиры. Приехала полиция. Олег получил два года лишения свободы с отсрочкой. Если он ещё раз нарушит предписание, окажется за решёткой.
***
Марине удалось вырваться из плена ревности, однако множество женщин продолжают оставаться её заложницами. Чтобы противостоять феномену, Молдове необходимы минимум 175 мест для размещения жертв домашнего насилия и специализированные центры в регионах, где их отродясь не было, например, в Гагаузии.
Также важно обратить внимание на зарплату социальных работников. «У нас специалист получает 2200–2300 леев. Если бы зарплата достигала хотя бы 4000 леев… А так, они просто бросают работу и уезжают за рубеж», — делится Татьяна Осадчий.
Сегодня всё, чего желает Марина, — видеть своих детей здоровыми. Маленькие свидетели всех этих сцен насилия в семье получили серьёзные психологические травмы. Их мучают кошмары и страхи, побороть которые помогает психолог. У дочери случаются нервные тики и изредка наблюдаются речевые расстройства. «Мне приходится их заново учить тому, что такое семья, убеждаю, что то, что нам пришлось пережить, — это ненормально. И говорю: давайте у нас в семье всё будет иначе», — заключает Марина.
Автор: Виктория Колесник
Иллюстрации: Ирина Клешченко
